21 сентября 1941 года я был схвачен полевой жандармерией на улице и водворен в здание кинотеатра №5, а затем отправлен во временный лагерь для военнопленных на улице Керосинной. В этом лагере на протяжении 5 дней нам не давали ни еды, ни питья. На шестые сутки принесли по черпаку разведенной в воде муки, при этой без какой-либо посуды. В результате началось массовое вымирание заключенных. Затем немцы начали вывозить заключенных старших возрастов и подростков якобы для отправки домой. Раздавались выстрелы где-то в районе Бабьего Яра, а машины возвращались в лагерь с одеждой вывезенных. Мы поняли, что заключенных расстреливают.
Человек 300, более молодых и здоровых, в том числе и меня, гитлеровцы перебросили в лагерь на улице Институтской. Здесь я видел, как на протяжении двух-трех месяцев немцы издевались над заключенными и уничтожали их.
Из лагеря на Институтской я был переведен на черные работы в общежитие Украинской полиции и гестапо по улице Мельника.
Примерно в сентябре 1942 года меня вместе с заключенными Капером Яковом, Островским Леонидом и Вилкисом Филиппом, отчества их не помню, перевезли на автомашине-душегубке в Сырецкий концлагерь.
Здесь условия и режим были еще хуже и жестче. За любую провинность и без такой каждого пятого или третьего заключенного расстреливали. Питание в Сырецком лагере состояло из «баланды» на картофельных лушпайках и горячей воды. Заключенных били, заставляли делать так называемую «зарядку» — ползти на животе, коленях и идти «гусиным шагом». Все эти экзекуции сопровождались избиениями дубинками.
В средине августа 1943 года меня с группой заключенных отправили в лагерь «Бабий Яр». Там нас заковали в кандалы, заставили раскапывать трупы ранее расстрелянных людей, а затем сжигать их в печах. Печи строились из разобранных кладбищенских каменных памятников и металлических решеток, на которые ложились слои дров и трупов.
Устройством печей руководили специальные немецкие инструкторы. Часть работ по извлечению трупов и подаче нефти, которой обливали дрова и трупы, были механизированы.
Такие печи нас заставляли строить в разных местах и поочередно их поджигать. В одну печь мы укладывали до 2 ООО трупов. После сгорания, мы специальными трамбовками раздробляли обугенные кости, просеивали их через сита. При этом обнаруженные золотые вещи и, в частности, золотые зубные коронки подбирали гитлеровцы. Пепел рассыпали по дну яра (оврага). В период сожжения трупов, не реже двух раз в неделю, немцы привозили в душегубках (по 8 — 9 ходок в день) живых заключенных и здесь же, в автомашинах, отравляли их выхлопным газом, а нас заставляли укладывать трупы в печи.
Кроме того, мы извлекали трупы из противотанкового рва вблизи Бабьего Яра, а также на территории психиатрической больницы имени Павлова и сжигали их в тех же печах. Часть заключенных из нашей группы была расстреляна и сожжена на месте. Всего на протяжении полутора месяцев в Бабьем Яре было сожжено 120 — 125 тысяч трупов. В лагере «Бабий Яр» пребывало 327 человек заключенных. Мы были обречены на явную смерть, находились в нечеловеческих условиях.
Руководителями расстрелов и уничтожения советских людей в Сырецком лагере являлись бывший комендант этого лагеря Радомский и его переводчик Рейн.
Мы готовились к побегу. Находили среди трупов инструменты, различные ключи, заносили их в земляку, куда нас сгоняли на ночь. Одним из ключей, найденных заключенным Капер Яковом, мы открыли замок двери землянки, частично расковались, разбили кандалы и бросились наружу, сняли переднюю охрану и группами начали отходить в глубь оврага. Возглавлял подготовку к побегу наш товарищ — заключенный Ершов Федор.
Однако спаслось нас всего около 15 человек.